"«Сейчас получил с почтой новорожденный наш «Триодион». <...> Теперь подождем, как нас будут ругать одни за дерзость, другие за трусость. Мы же будем утешать
себя, что сделали для Церкви полезное дело, за которое со временем, может быть,
кто-нибудь из христолюбцев и
поблагодарит нас» (Из письма архиеп. Сергия (Страгородского).
Для справки:
«Книжная справа была непрерывным процессом в дореволюционной России. При Синодальных типографиях всегда существовал специальный штат справщиков, функции которых не ограничивались только корректурной правкой. В богослужебные книги иногда вносились новые службы, указами Синода могли производиться текстуальные изменения
В 1869 г. в Москве был учрежден для пересмотра богослужебных книг особый комитет, который трудился в течение 15 лет. Затем в 1884 г. при Святейшем Синоде была образована особая Комиссия, которая просматривала и труды московского комитета <...>
Работавшая с 1907 по 1917 год Комиссия по исправлению славянского текста богослужебных книг стремилась создать единый русский вариант церковно-славянского языка для всего корпуса богослужебных книг. Эта работа предполагала, с одной стороны, упрощение грецизированного синтаксиса, а с другой, была направлена на объединение словарного состава церковнославянского и русского языков. В результате исправленный текст оказывался намного более понятным, чем стандартный никоновский текст. Созданная Сергиевской комиссией редакция была утверждена Синодом, который принимал меры для того, чтобы богослужебные книги новой редакции постепенно вытесняли прежнюю версию. Однако из-за начавшейся революции и последовавшего за ней прекращения издательской деятельности Церкви, работы Комиссии были забыты» (А.Г. Кравецкий, А.А. Плетнева
История церковнославянского языка в России. Конец XIX – начало XX в.).
Сегодня часто делают громкие заявления против правки богослужебных текстов, упрекая сторонников книжной правы в обновленчестве. Из истории мы видим совсем другую картину: исправление книг происходило на общецерковном уровне. Из-за незнания истории Церкви сегодня так распространена риторика популизма с одной единственной целью - манипуляции благочестивыми чувствами верующих. (Источник:
#богослужение #русскийязык #церковнославянскийязык)"
Cвятитель Афанасий исповедник, епископ Ковровский (Сахаров).
О православном богослужении.
"Неисчислимые богатства духовные, заключающиеся в нашем богослужении, в наших книгах церковных, в своем сочетании представляют дивную гармонию, заключены в чудную оправу священной поэзии. Здесь и величественные хвалебные гимны дивному и высокому, паче всех царей земных, Творцу и Промыслителю Богу. Здесь же за сердце хватающие, способные заставить плакать и зачерствелую душу скорбные элегии, покаянные вопли грешного человечества, на стране далече тоскующего об утраченном отечестве. Богатство смысла и разнообразие содержания наших церковных песнопений облечено в изящные формы изложения, и сила мысли соединяется со стройностью и звучностью слова, с легкостью и красотой выражений.
А наш священный церковно-славянский язык?! Что ни говорите о его непонятности, о его устарелости, — никогда самая изящная литературная русская речь не заменит его красоты, его, если не грешно так сказать, чарующей красоты. Конечно, чтобы ощутить эту красоту славянского языка, нужно развить в себе особый вкус. Не всегда, может быть, поймешь эту красоту, не всегда сумеешь изложить чувства восхищения этой красотой, ее чаще можно только почувствовать сердцем. То же, впрочем, нужно сказать и обо всем вообще нашем богослужении: его трудно понимать, легче чувствовать. Это и понятно. Что такое богослужение в своем существе, как не внутреннее общение твари с Творцом, глубоко интимная беседа души богоподобной с Самим Богом на том неизреченном языке, который слышал небошественный Павел на третьем небеси. Богослужение — это чистейшее созерцание, это как бы растворение души в Боге до забвения всего земного. Вся внешняя сторона богослужения, вся внешняя его обстановка — лишь среда, способствующая созданию именно такого настроения, облегчающая человеку земному и перстному, падшему и греховному, погруженному в заботы и житейские попечения, отрешиться, хотя бы на время, от уз плоти и земли, дабы он мог напитать свою душу, утешить ее величайшею для нее радостью богообщения, богосозерцания. И священные церковные песнопения, составляющие важнейшую часть нашего богослужения, имеют ту же задачу. И тогда, когда они указывают нам и уясняют высоты богословия, и тогда, когда раскрывают пред нами глубочайшие извилины нашей собственной души (которую, кстати сказать, мы сами-то уж очень худо знаем, а вернее, даже совсем не знаем), священные песнопения и молитвы преследуют одну цель — возвысить нас от земли к небу, возвести на степень созерцания и богообщения, о чем, по слову апостола, человеку нельзя пересказать.
Такова задача церковных молитв. Понятно поэтому, что если и отличаются они красотой и изяществом, то эти красота и изящество — духовные, более небесные, чем земные. И для того, чтобы ощутить и оценить их, нужно особое некое чутье, особый некий вкус. Как для привыкшего к изысканным, хотя, быть может, и не всегда полезным и здоровым яствам и питиям, неприятна будет простая, хотя бы и здоровая, пища, — так и для человека, привыкшего к земной, чаще всего греховной, ласкающей страсти красоте светской литературы и поэзии, может казаться непонятной и совсем безынтересной чудная духовная красота священных церковных гимнов, красота, правда, соединенная в большинстве случаев с силой мысли и чувства, но зато и отличающаяся замечательной красотой и безыскусностью. Многие из молитв и песнопений церковных не были плодом искусственного сочинительства, но непосредственно выливались из души лучших представителей Церкви, не всегда даже в достаточной мере образованных, в моменты их наибольшего вдохновения, в моменты духовного подъема и восторга...
Впрочем, многие церковные песнопения могут удовлетворить и требованиям, предъявляемым к литературным произведениям. Возьмите, например, наши каноны на двунадесятые праздники. Не говоря о глубине содержания, какой высокий слог, какое здесь богатство всяких оригинальных выражений, какие смелые сравнения, и все это в таком изящном сочетании, в такой строгой последовательности! Есть даже образцовые произведения поэзии. Таковы, например, некоторые каноны святого Иоанна Дамаскина, написанные правильным стихотворным размером. Или, например, известный акафист Богоматери, в котором припевы икосов «радуйся!» написаны прекрасными рифмованными стихами, с созвучными словами не только в конце, но и в середине каждого стиха, причем в каждых двух соответствующих стихах содержится одинаковое число слогов. И думается, что чтение этого акафиста в подлиннике красотою и звучностью стиха может привести в восхищение ценителя древней поэзии...
Сколько минут духовного восторга, религиозного подъема переживает вдумчивый читатель наших церковных книг! Содержание их всегда так близко грешной кающейся душе. Сколько песнопений, кажется, написано именно для тебя. И только с чистым сердцем стоит ради своей и общей пользы и спасения совершать церковные службы и участвовать в них, даже на дому для себя читать священные песнопения, и они, несомненно, произведут свое действие, они разбудят нашу душу, оторвут нас от земли и обратят к Небу, они поставят нас хотя бы на первую ступень той лестницы богообщения и созерцания, на вершине которой стояли богодухновенные песнотворцы... (Из работы свт. Афанасия "Настроение верующей души по Триоди Постной)"
 
"Мы учимся разговаривать, повторяя слова за родителями. Учимся молиться, повторяя славословия за святыми. Но, если хотим научиться и тому и другому, мы должны понимать, что слышим, что говорим. Между тем, как показывает практика, многие верующие относятся к текстам молитвословов или Псалтири как к заклинаниям. Это совершенно недопустимо, потому что в христианстве, в отличие от язычества, нет магии. Нет ничего такого, что можно было бы просто вслед за кем-то произнести, и по волшебству твоё желание будет исполнено. Нашего Бога невозможно заклясть. Ему можно открыться, впустить Его в своё сердце, можно Его попросить: «Действуй во мне!», можно сказать Ему: «Благодарю!» или «Славлю…», можно добавить: «Да будет воля Твоя», но обязательно – всею душою. Только как отзовётся на молитву душа, если молитвословия останутся нами не поняты?
Слово Священного Писания, слово богослужебной поэзии обращено не только к сердцу, но и к разуму человека. Конечно, у священных текстов есть глубинные смыслы, понимание которых требует не только знания языка, но и подготовки другого рода. Однако первый, языковой, слой их значения должен быть доступен обязательно.
Многим кажется, что церковнославянский язык понятен и так, учить не надо. Да, конечно, есть незнакомые слова, их значение нетрудно посмотреть в словаре, об остальном можно догадаться… И тут мы попадаем в ловушку. Подвох состоит в том, что правильно понимать молитвы на славянском языке нам мешают как раз те слова, которые кажутся известными. Внешне они очень похожи на русские (тем более, что большинство из нас пользуется молитвословами, где церковнославянский текст напечатан русским шрифтом), но по смыслу очень отличаются. Их называют – «ложные друзья переводчика».
Вот почему так важно пользоваться словарями. Среди самых известных – «Полный церковно-славянский словарь» протоиерея Григория Дьяченко, «Церковно-славянский словарь для толкового чтения Святого Евангелия, Часослова, Псалтири, Октоиха (учебных) и других богослужебных книг» протоиерея Александра Свирелина.
А Ольга Александровна Седакова выпустила специальный словарь, посвящённый лексике, которая рождает множество ошибок и недоразумений – «Церковнославянско-русские паронимы». Поверьте, его можно читать как детектив (человек сам себя спрашивает, как он понимает тот или иной текст, а потом с изумлением обнаруживает, что его версия не имеет ничего общего с оригиналом) или как приключение (путешествие в неведомый город сулит массу сюрпризов: улочки, здания кажутся читателю до боли знакомыми, но, входя в них, он обнаруживает нечто совершенно неожиданное).
С точностью до наоборот
Есть такие слова в церковнославянском и русском языках, которые при внешней идентичности не только имеют противоположные значения, но ещё и негативно окрашены.
Представьте, слышит человек, что священник возносит молитву об упокоении раба Божия имярек «в месте злачне, месте покойне» и ужасается. Ведь в современном русском языке «злачным» называется то самое «место, где предаются кутежам, разврату»! Но дело в том, что в славянском это слово значит совсем другое – «приятное место, обильное сочными травами, злаками», поэтому так образно именуются райские обители…
«Изыде Исаак поглумитися на поле к вечеру», «В заповедях Твоих поглумлюся, и уразумею пути Твоя», – читаем мы в Священном Писании. И приходим в недоумение, если не знаем, что слово «глумиться», которое в наше время означает изощрённое издевательство, на церковнославянском имеет значение «обдумывать», «размышлять». Поэтому ничего такого страшного Исаак в поле не делал, он вышел, чтобы просто поразмыслить. А псалмопевец говорит Богу: «Буду рассуждать о заповедях Твоих, и пойму пути Твои».
«Ах, какая прелесть!» – восклицает Наташа Ростова. А православный почему-то вздрагивает. Всё дело в том, что слышится ему в этом невинном восторженном восклицании девочки нечто совсем иное, страшное, ведь «прелесть» по-церковнославянски – «обман, обольщение, коварство». Вот почему Акафист прославляет Богородицу: «Радуйся, прелести пещь угасившая».
Мы привыкли понимать слово «равнодушный» как «безучастный, лишённый интереса к чему-либо», а в славянском языке оно имеет значение «равная душа», «близкий»: «Ты же, человече равнодушне, Владыко мой и знаемый мой» следует переводить как «Но ты, близкий (единомысленный) мне человек, мой господин и друг мой».
Так же кардинально расходятся значения причастия «озлобленный»: по-русски оно значит «обозлившийся», а по-церковнославянски – «бедственный», «терпящий зло». Вот о ком мы молимся, когда поём на великой вечерне: «О всякой души христианстей, скорбящей же и озлобленней…», то есть «О каждом христианине, страдающем и обиженном».
А глагол «требовати» (на русском – «решительно просить») значит в славянском «сильно нуждаться». Поэтому «К Тебе прибегох, Чистая, спасения требуя» переводится так: «К Тебе я обратился, Пречистая, нуждаясь в спасении».
Церковнославянское слово «изумленный» по-русски значит «безумный», «позор» – «зрелище»… И таких паронимов множество.
Ну и напоследок совсем страшное. В 115-м псалме читаем: «Тебе пожру жертву хвалы…», а в Великую Пятницу слышим антифон: «Души наша пожрем Его ради…» Что? Мы сожрём, съедим жертву, которую приносим, закусим собственными душами? Не спешите делать выводы, загляните в словарь и поймёте, что первое значение слова «пожрети» – «приносить в жертву». Получается: «Тебе принесём жертву хвалы» и «Принесём в жертву души наши ради Него».
Sic transit gloria…
Есть и другие паронимы, они имеют разное значение, но не несут негативной окраски. Однако при этом вводят в заблуждение ничуть не меньше. Например, «милый» переводится на русский – ни за что не догадаетесь! – как «вызывающий жалость».
Представьте, услышит человек в храме стих «…Страстей моих непостоянное и лютое утоли смущение», сообразит, что в русском языке «непостоянный» означает «изменчивый, неустойчивый» и переведёт… Неправильно. Потому что в церковнославянском языке это слово значит «невыносимый», «тот, против которого нельзя устоять». Если перевести дословно (и точно!), то получится: «Страстей моих неодолимое и свирепое умерь возмущение» (как видим, и значения слов «утолити» – «уменьшить», «смущение» – «возмущение, буря» не совпадают с русскими).
Или вот «страсти решительные» – по-русски довольно странное сочетание, не правда ли? А по-славянски «решительный» – «освобождающий», потому что «решить» – «освободить». «Освобождающие Страсти Христовы»… Это понятно.
Слово «область» в русском языке не сохранило своего славянского значения «власть» («Солнце во область дне…» – «солнце, чтобы владеть (править) днём…), а обозначает лишь «административно-территориальную единицу» или «отрасль человеческой деятельности». Подобное же произошло и со словом «начальник», которое в церковнославянском имело другую смысловую наполненность – «виновник или причина чего-либо». В этом случае выражение «начальник жизни Христос» надо понимать как «Христос – первопричина жизни».
А если заглянуть в молитвослов?
Начнёт неофит читать утром покаянный 50-й псалом: «Яко беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну» и споткнётся, потому что увидит в последнем слове русский глагол «вынимать». Но «выну» по-церковнославянски – это наречие и означает «всегда»: «Ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною».
Читая 4-ю песнь канона покаянного ко Господу «Почто… блуд и гордость гониши?», мы должны понимать, что слово «гнать» в славянском имеет также значение «следовать», «соблюдать», например «гони же правду» значит – «следуй же (держись) праведности». А фразу «…Да наглая смерть не похитит мя неготоваго…» надо толковать исходя из того, что слово «наглый» означает «внезапный».
В каноне из последования ко Святому Причащению тоже есть подобные паронимы. Например, в 7-й песни читаем прошение: «Да избавлюся от страстей, и врагов, и нужды…» и думаем, что, наверное, с ударением в последнем слове вышла ошибочка. На самом же деле это совсем другое слово. «Нужда» по-церковнославянски – «насилие», а так же «судьба», «неизбежное бедствие». В данном случае мы молимся о том, чтобы спастись нам от всякой скорби, гнева и насилия.
В тропарях святым, которые поются на молебнах, часто звучат такие слова: «Правило веры и образ кротости…» «Правило» по-церковнославянски – это «мера», «мерило», «образец», «эталон»: «Образец (пример) веры и кротости».
Будем терпеть Господа
Третья категория – многозначные слова, отдельные значения которых в русском языке утратились. Например, слово «исполнить» по-славянски означает «наполнять, насыщать, тучнеть», и соответственно «исполнение» – это «полнота, полное число, совершенство». «Да подвижется море и исполнение его» надо понимать так: «Да волнуется море и то, что наполняет его».
Слово «терпеть» в церковно славянском языке иногда принимает значение «ждать, надеяться, уповать», которого в современном языке нет. «ПотерпиГоспода, мужайся и да крепится сердце твое, и потерпи Господа» – воспевает царь и пророк Давид: «Жди Господа, мужайся…»
А как понять слова 2-й молитвы из последования к Причащению: «Вем, яко несмь достоин, ниже доволен, да под кров внидеши храма души моея»? Я не доволен? Чем? Страшно подумать! Нет, просто у слова «довольный» было значение, которое в русском языке сегодня потеряно – «годный». Получается: «Я не достоин и не годен, чтобы Ты вошёл под кров храма моей души».
Одно из значений славянского слова «веление» – «учение», поэтому строчка канона «Струями велений Твоих заградив мутная нечестивых веления» переводится так: «Струями Твоего учения пресекая мутные учения нечестивых».
Так же обстоит дело и со словом «страсть». Мы привыкли понимать его как «сильно выраженное чувст во, крайнее увлечение чем-либо» или в разговорной речи – «страх, ужас». В славянском же языке значение этого слова конкретней и обширней: «страдание или мучение; болезнь, греховное пожелание; подвиг; бедность и жалкое состояние». Соответственно «страстотерпец» – это «человек, претерпевающий мучения», а «подобострастный» – «человек, подобный нам, с теми же страстями», тогда как на русском «подобострастный» значит «раболепный, уродливо-покорный, льстивый».
А ещё есть такие слова, которые в современном языке не сохранились, но они могут быть легко (и неправильно!) «разгаданы» исходя из русскоязычной интуиции (например, «язвина» – «нора», «целование» – приветствие).
Изменяемо о Неизменном
Влияет на наше понимание также порядок слов. Например, в 5-й утренней молитве святого Василия Великого читаем странную фразу: «…У Него же несть пременение, илипреложения осенение…» Можно даже знать, что архаичное пре- соответствует русскому пере-, но всё равно непонятно: если «пременение» – это «перемена», и «преложение» – по сути то же – «претворение», «перестановка», что получается?.. Кажется, ерунда. Нет. Камень преткновения здесь – в слове «осенение» и его необычном с точки зрения русского языка месте в предложении. Оно означает «тень» и «преложением» управляет: «…И в Ком нет перемены или тени изменения».
В Господе Вседержителе нет и не может быть изменения, зато есть сдвиги в грамматической семантике, в словообразовательных моделях. Ольга Седакова приводит в пример отглагольные существительные на -ание, -ение, -ие, которые в русском языке обычно означают процесс, тогда как в церковнославянском могут значить также и объект, и результат действия. Например, «восприятие» на славянском – это «то, что воспринято»: «Избави… от лютых восприятий («Освободи… от воспринятого мной зла»); «желание» может значить «предмет страсти, то, что желанно»: «Желание грешника погибнет»… Другое значение этой словообразовательной модели, также неизвестное русскому языку, – обозначение исполнителя действия: «заступление», «моление» в славянском контексте могут означать соответственно «защитник» и «послы».
Прилагательные, образованные от глагольной основы (типа «жив», «живый»), значительно ближе к глагольному значению, чем в современном русском: так, «живый в помощи Вышняго…» следует переводить не прилагательным «живой», а причастием «живущий» или глагольной конструкцией «тот, кто живёт».
О. А. Седакова обращает также внимание на то, что дистанция между церковнославянской и русской семантикой может быть чрезвычайно далёкой, с утраченными промежуточными звеньями, как в случае со словами «внушити» – «услышать» («глаголы моя внуши Господи»)… Церковнославянское слово может на своей периферии намечать то значение, которое становится основным в русском. Так, церковнославянское «клеветник» обычно значит «прокурор», «обвинитель на суде» (в том числе, справедливый обвинитель), но уже встречается и значение «ложный обвинитель», откуда недалеко до современного русского «злостного лжеца».
Есть и очень тонкие, почти неприметные различия, которые, тем не менее, сдвигают общее понимание текста. Такие ключевые слова Священного Писания и богослужебных текстов, как «добрый» и «злый», в современном русском обычно имеют психологический оттенок, предполагая что-то вроде душевного качества или психического состояния, тогда как в церковнославянском они этого оттенка лишены: «пастырь добрый» означает не «добродушный» или «добрый к своим овцам», а «хороший», «прекрасный», «настоящий».
Меткий замет
Но есть и ещё одна проблема, порождающая превратное понимание. Она связана, во-первых, с тем, что чтецы наши порой невнятно читают (словно сами себе, а не для тех, кто предстоит в храме). Я не говорю уже об уморительных оговорках, вошедших в православные анекдоты, типа «рвань на дырище» (в 101-м псалме есть фраза «бых яко нощный вран на нырищи», что переводится «как филин на развалинах»). А во-вторых, с более печальным фактом: если в культурном диапазоне у человека нет какого-то слова, он его неправильно слышит, просто не узнаёт. Недавно преподавательница одного из филологических факультетов Якутского университета жаловалась на то, как резко снизился общий уровень студентов: «Представь, я читаю работу и глазам не верю: «Меткий замет». Сначала даже не поняла, потом по контексту догадалась – речь идёт о Ветхом Завете. Спрашиваю девушку: «Что это?» Отвечает: «Я так услышала!» Конечно, если она это словосочетание слышит впервые… немудрено!»
Стоит ли удивляться на этом фоне, что наши глуховатые и не всегда очень образованные бабушки в храме слышат то, что готово воспринять их сознание. Вот откуда все эти «аэро-» и «евромонахи» вместо «иеромонахов», «Мелкосидел» вместо «Мелхиседека», «микрофонный протоиерей» вместо «митрофорного», «от рукавицы Марии» вместо «отроковицы» и прочая. Говорят, в одной деревенской церкви бабульки во время Евхаристического канона собирали печенье в коробочку. Потому, дескать, что в Херувимской поётся «отложим по печению» (на самом деле – «всякое ныне отложим попечение»).
Недаром же байки эти (то ли реальные, то ли выдуманные, кто теперь разберёт) гуляют по интернету и собираются даже в сборники. Приведу одну из книги Михаила Ардова «Мелочи архи… прото… и просто иерейской жизни». Анекдот этот возник в московской церковной среде. Говорят, будто бы некая женщина восприняла стих из песнопения великопостной вечерни «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою…» на покаянный лад:
«Да исправится молитва моя, я – крокодила пред Тобою».
И будто бы эта прихожанка с сердечным воздыханием прибавила:
– Не только что крокодила, ещё и бегемота.
А что вы смеётесь? Сам Господь говорил Иову: «Вот бегемот, которого Я создал, как и тебя…». Конечно, все мы перед Господом и крокодилы, и ещё похуже, но наделённые способностью мыслить, вот что важно. Так давайте же сделаем наше пребывание в храмах осмысленным. Можно, конечно, ждать, пока появятся принятые церковным сообществом переводы, и богослужение адаптируют под «среднего» прихожанина. А там глядишь, и по комиксам начнём Библию изучать… Но не кажется ли Вам, что путешествие в мир церковнославянского языка – занятие для современного молодого человека более достойное? К тому же очень увлекательное. (Ирина Дмитриева, Источник: сайт Православие и мир)"
"ПРИРОДА НЕ ТЕРПИТ БЕССТЫДСТВА.
Мы - страна без обращения к другому. Вот что я слышал от одного эмигранта, приезжавшего в Россию: «Вы знаете, что у вас заменило обращение к другому человеку? Слово «ну». Всегда к нам обращается экскурсовод и говорит: «Ну, пойдем...», «Ну, сейчас будем обедать...» Постоянное «ну», привычка обращаться с понуканием вошла в язык.
Общая деградация нас как нации сказалась НА ЯЗЫКЕ ПРЕЖДЕ ВСЕГО. Без умения обратиться друг к другу мы теряем себя как народ. Как жить без умения назвать? Вообще заметить какое-нибудь явление – это дать ему имя, создать термин, поэтому в средние века наука занималась главным образом называнием, созданием терминологии. Называние уже было познанием. Когда открывали остров, ему давали название, и только тогда это было географическим открытием. Без называния открытия не было.
У меня очень много писем по поводу мата или, как осторожнее говорили до революции, «трехэтажных выражений». Если бесстыдство быта переходит в язык, то бесстыдство языка создает ту среду, в которой бесстыдство уже привычное дело. Существует природа. Природа не терпит бесстыдства.
Тот, кто чувствует себя свободным, не будет отвечать матом…
В лагере на Соловках расстреливали чаще всего тех, кто НЕ РУГАЛСЯ <матом>. Они были «чужие».
Еще сто лет назад в словаре русского языка было 287 слов, начинающихся с «благо». Почти все эти слова исчезли из нашей речи, а те, что остались, обрели более приземленный смысл. К примеру, слово «благонадежный» означало «исполненный надежды»…
Слова исчезли вместе с явлениями. Часто ли мы слышим «милосердие», «доброжелательность»? Этого нет в жизни, поэтому нет и в языке. Или вот «порядочность». Николай Калинникович Гудзий меня всегда поражал – о ком бы я ни заговорил, он спрашивал: «А он порядочный человек?» Это означало, что человек не доносчик, не украдет из статьи своего товарища, не выступит с его разоблачением, не зачитает книгу, не обидит женщину, не нарушит слова.
На Соловках интеллигентного, доброго Георгия Михайловича Осоргина островное начальство собиралось расстрелять и уже заключило в карцер, когда по разрешению более высокого начальства к Осоргину приехала на свидание жена, княжна Голицына. Осоргина выпустили под ЧЕСТНОЕ СЛОВО ОФИЦЕРА с условием, что он ничего не скажет жене о готовящейся ему участи. И он ничего ей не сказал.
А «любезность»? «Вы оказали мне любезность». Это добрая услуга, не оскорбляющая своим покровительством лицо, которому оказывается. «Любезный человек». Целый ряд слов исчезли с понятиями. Скажем, «воспитанный человек». Он воспитанный человек. Это прежде всего раньше говорилось о человеке, которого хотели похвалить. Понятие воспитанности сейчас отсутствует, его даже не поймут. «Доброта» из нашей жизни уходит, как и словосочетание «добрый человек», которое в русских народных сказках характеризует вообще человека, ВСЯКОГО ЧЕЛОВЕКА.
Я бы поставил на первое место необходимость создания словаря БУНИНА. Его язык богат не только связью с деревней и дворянской средой, но еще и тем, что в нем литературная традиция – от «Слова о полку Игореве», от летописей.
До сих пор остается бедой русского языка то, что отменили преподавание церковно-славянского языка. Это был второй язык, близкий к русскому. Нарядный язык… Да-да, этот язык поднимает значение того, о чем идет речь в слове. Это другое совершенно высокое эмоциональное окружение. В старой гимназии древнерусской литературе уделяли больше места, больше внимания, чем на современных филологических факультетах... Исключение из школьного образования церковно-славянского и нашествие матерщины – это симметричные явления.
Очень важно читать детям вслух. Чтобы учитель пришел на урок и сказал: «Сегодня мы будем читать «Войну и мир». Не разбирать, а читать с комментариями. Так читал нам в школе наш учитель словесности Леонид Владимирович Георг. Стихи же вообще нельзя прочитать с первого раза. Сперва нужно уловить музыку стиха, затем уже читать с этой музыкой – про себя или вслух.
(Ак. Д. С. Лихачёв)"
"Что мне делать? Как избавиться от тоски и скорби?» Я посоветовал ему читать Псалтирь. Там есть в 93-м псалме: По множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвесилиша душу мою. «Возьмитесь за этот стих, - написал я ему, и принимайтесь читать Псалтирь. Думаю, что Бог вас утешит». Проходит некоторое время, получаю письмо: «Послушал вас, начал читать Псалтирь и ничего в ней не понимаю». Пишу ему: «Великий наш старец о. Амвросий на такое же заявление отвечал: ты не понимаешь, зато бесы прекрасно понимают и бегут прочь. Читай пока не понимая, а когда-нибудь и понимать начнёшь». И вам повторяю: читайте Псалтирь ежедневно, хоть понемногу, и Господь не оставит вас Своею милостью, будет всегда вам Помощником и Утешителем. Хорошо также ежедневно прочитывать 90-й и 50-й псалмы; 90-й псалом «Живый в помощи Вышняго» полезно читать три раза в день: утром, в полдень и вечером. В полдень на человека особенно нападает блудный бес, этот же псалом далеко отгоняет его прочь.
(Прп. Варсонофий Оптинский)"
"Пусть язык твой поёт, а ум пусть прилежно размышляет над смыслом песнопения.
(Свт. Василий Великий)"
"Духовные песни обладают великой пользой, назиданием и освящением и служат руководством ко всякой добродетели, потому что слова их очищают душу и Дух Святой скоро нисходит на человека, поющего эти песни.
(Свт. Иоанн Златоуст)"
"Церковные молитвословия содержат в себе пространное христианское догматическое и нравственное богословие: посещающий неупустительно церковь и тщательно внимающий ее чтению и песнопениям может отчетливо изучить все нужное для православного христианина на поприще веры.
(Свт. Игнатий (Брянчанинов))"
"Мы страна без обращения к другому. Вот что я слышал от одного эмигранта, приезжавшего в Россию: «Вы знаете, что у вас заменило обращение к другому человеку? Слово «ну». Всегда к нам обращается экскурсовод и говорит: «Ну, пойдем...», «Ну, сейчас будем обедать...» Постоянное «ну», привычка обращаться с понуканием вошла в язык.
- Общая деградация нас как нации сказалась на языке прежде всего. Без умения обратиться друг к другу мы теряем себя как народ. Как жить без умения назвать? Вообще заметить какое-нибудь явление – это дать ему имя, создать термин, поэтому в средние века наука занималась главным образом называнием, созданием терминологии. Называние уже было познанием. Когда открывали остров, ему давали название, и только тогда это было географическим открытием. Без называния открытия не было.
- У меня очень много писем по поводу мата или, как осторожнее говорили до революции, «трехэтажных выражений». Если бесстыдство быта переходит в язык, то бесстыдство языка создает ту среду, в которой бесстыдство уже привычное дело. Существует природа. Природа не терпит бесстыдства.
- Тот, кто чувствует себя свободным, не будет отвечать матом…
- В лагере на Соловках расстреливали чаще всего тех, кто НЕ РУГАЛСЯ <матом>. Они были «чужие».
Ещё сто лет назад в словаре русского языка было 287 слов, начинающихся с «благо». Почти все эти слова исчезли из нашей речи, а те, что остались, обрели более приземленный смысл. К примеру, слово «благонадежный» означало «исполненный надежды»…
- Слова исчезли вместе с явлениями. Часто ли мы слышим «милосердие», «доброжелательность»? Этого нет в жизни, поэтому нет и в языке. Или вот «порядочность». Николай Калинникович Гудзий меня всегда поражал – о ком бы я ни заговорил, он спрашивал: «А он порядочный человек?» Это означало, что человек не доносчик, не украдет из статьи своего товарища, не выступит с его разоблачением, не зачитает книгу, не обидит женщину, не нарушит слова.
- На Соловках интеллигентного, доброго Георгия Михайловича Осоргина островное начальство собиралось расстрелять и уже заключило в карцер, когда по разрешению более высокого начальства к Осоргину приехала на свидание жена, княжна Голицына. Осоргина выпустили под ЧЕСТНОЕ СЛОВО ОФИЦЕРА с условием, что он ничего не скажет жене о готовящейся ему участи. И он ничего ей не сказал.
- А «любезность»? «Вы оказали мне любезность». Это добрая услуга, не оскорбляющая своим покровительством лицо, которому оказывается. «Любезный человек». Целый ряд слов исчезли с понятиями. Скажем, «воспитанный человек». Он воспитанный человек. Это прежде всего раньше говорилось о человеке, которого хотели похвалить. Понятие воспитанности сейчас отсутствует, его даже не поймут. «Доброта» из нашей жизни уходит, как и словосочетание «добрый человек», которое в русских народных сказках характеризует вообще человека, любого человека.
- Я бы поставил на первое место необходимость создания словаря БУНИНА. Его язык богат не только связью с деревней и дворянской средой, но еще и тем, что в нем литературная традиция – от «Слова о полку Игореве», от летописей.
- До сих пор остается бедой русского языка то, что отменили преподавание церковно-славянского языка. Это был второй язык, близкий к русскому. Нарядный язык… Да-да, этот язык поднимает значение того, о чем идет речь в слове. Это другое совершенно высокое эмоциональное окружение. В старой гимназии древнерусской литературе уделяли больше места, больше внимания, чем на современных филологических факультетах... Исключение из школьного образования церковно-славянского и нашествие матерщины – это симметричные явления.
- Очень важно читать детям вслух. Чтобы учитель пришел на урок и сказал: «Сегодня мы будем читать «Войну и мир». Не разбирать, а читать с комментариями. Так читал нам в школе наш учитель словесности Леонид Владимирович Георг. Стихи же вообще нельзя прочитать с первого раза. Сперва нужно уловить музыку стиха, затем уже читать с этой музыкой – про себя или вслух.
(Из интервью с ак. Д. С. Лихачёвым. Беседовал Дмитрий Шеваров. 5 марта 1996 г.)"
Ответ: "Вообще-то переводы как молитв, так и богослужебных текстов на современный русский язык давно имеются (они доступны в виде брошюр и книг всем желающим как в магазинах, так и в храмах)...
Ваш вопрос, наверное, надо перефразировать: "Почему Богослужения и Церковные требы до сих пор осуществляются на церковно-славянском языке, а не на современном русском?"...
Потому что славянский язык зачастую не имеет синонимов в русском языке, в котором содержится гораздо меньше слов...
Современный русский язык намного беднее старого доброго церковного-славянского, на который и были в своё время переведены Духом Святым как Библия, так и богослужения, и многие молитвословия, и который является, в некоторой степени, как бы неким смысловым отпечатком (образом) древнегреческого языка (на который, в свою очередь, тем же Духом Святым, иудейские толковники, среди которых был и св. прав. Симеон Богоприимец, впервые перевели Св. Писание)...
Можно отметить, что существует заблуждение относительно происхождения/генезиса церковнославянского языка как искусственного - изобретённого только для церковных нужд/потребностей (наподобие эсперанто)...
На самом же деле на этом (на т. н. церковнославянском) языке сначала разговаривал весь древнемакедонский народ, а затем/потом и весь древнеболгарский...
Т. е. церковнославянский язык является исторически живым древнеболгарским (а вовсе не древнерусским - как считают и некоторые другие заблуждающиеся) языком македонского извода, который был избран/определён св. отцами (по наитию Святого Духа же) как наиболее эффективный в деле проповеди христианства и отправления православных богослужений и церковных Таинств...
Современный же русский язык не в состоянии отобразить всю полноту тех громадных по своей глубине и широте духовных смыслов, которые содержат в себе слова древнеславянской церкви...
Как можно, например, без ущерба для духовного (главного, а не только телесного) смысла, перевести со славянского языка на русский, слова Нескверная Отроковица?...
Нам кажется, что, ну просто никак...
Т. е., попытаться-то, конечно можно, но что в итоге получится?...
Вроде некоего издевательства/стёба - человеческий представитель женского пола (Гомосапиенс) в возрасте от 7 до 15 лет, сохранивший плевру влагалища вследствии отсутствия у него каких бы-то ни было сексуальных контактов...
Церковнославянские тексты сами по себе глубоко поэтичны...
Представьте себе перевод Евгения Онегина на английский язык (можно сравнить, если кто хотя бы немного владеет им)...
Как говорят в Одессе - две большие разницы (будет похоже на то, как если бы Гамлета на русский перевела гугловская программа)...
Мало найти соответствующие синонимы (с которыми в инглише огромные проблемы) - необходимо ещё их и зарифмовать, и свести в определённый размер/ритм...
Да просто попытайтесь перевести оригинал А. С. Пушкина на современный же русский - ведь в 19-м веке в обиходе было масса слов, которые ныне уже вовсе не используются...
Попробуйте в виде эксперимента заменить Пушкинские словесные (русские!) анахронизмы/атавизмы на современные (русские же!) слова/синонимы и помрёте со смеху...
Для перевода гениальных (а Пушкин несомненно был гением) текстов нужен гений же не меньшего масштаба/таланта (даже в мирской/светской сфере) - чего уж вести речь о сфере духовной (святые тексты должны переводиться святыми же писателями)...
Мы уверены, что адекватный перевод в поэзии в принципе невозможен (хотя бы из-за разности менталитета/культуры/традиций/восприятий/религиозности разных народов)...
Т. е. переводить поэзию, конечно и можно, и нужно, но - это будет перевод не собственно того или иного стиха (не его копия/репродукция/оттиск), а лишь новое стихотворение (некий образ) по мотивам того или иного оригинала, лишь сохраняющее его основную камву/сюжетную линию...
Если в мирской литературе (не только в поэзии, но и в прозе - что намного легче, учитывая необязательность ритма/размерности/рифмы), перевод может быть даже лучше оригинала (когда бедный язык переводится на богатый/"могучий") - вспомним, напр., гениальные переводы С. Я. Маршака (сонеты и пьесы В. Шекспира), то в духовной литературе всё совсем не так легко...
Несомненно, что перевод богослужебных текстов на русский язык невозможен хотя бы из-за того, что размерность/ритмичность русских слов не будет совпадать с размерностью/ритмичностью слов славянских и поэтому автоматически нарушится гармония/симфония как слов, так и музыки/мелодии, на которую, как правило и положены сейчас эти самые славянские слова...
Поэтому при переводе церковно-славянских богослужебных текстов на русский язык неизбежно будет утрачена и бесценная духоносная музыка, написанная на них...
А есть ли сейчас кто-либо среди наших современников, способный написать соответствующую новую духовную музыку?...
Нам кажется, что вопрос этот риторический...
Нам кажется, что "овчинка не стоит" своей "выделки", что не стоит так сильно рисковать и так кардинально реформировать эту важнейшую сферу церковной (духовной) жизни православного человека...
Нам кажется, что гораздо правильнее просто воспользоваться соответствующими переводами и просто же ими воспользоваться в надлежащей степени...
Мы знаем огромное количество разных людей, которые именно так и поступили и которые открыли для себя совершенно новый мир неизведанного до того и совершенно потрясшего их богатства того литературного и духовного (истинно культурного) наследия наших предков, которое называется церковно-славянским языком...
Ну и в заключение мы приведём самый главный (с нашей точки зрения) аргумент в пользу использования в храмах церковно-славянского языка - это огромная любовь к нему огромного же (подавляющего) числа православного люда (особенно воцерковлённого)...
Мы думаем, что все наши читатели (ну или почти все) прекрасно знакомы с 50-м псалмом в его церковнославянском варианте...
Ниже (для подтверждения всего вышеизложенного) мы разместим 50-й псалом на русском языке в Синодальном переводе...
Надо отметить, что Священный Синод осуществлял свой перевод под руководством талантливейшего (в литературном плане) святителя Московского и Коломенского Филарета (Дроздова)...
Его современники (напр., митр. Платон - настоятель Троице-Сергиевой Лавры) считали творения свт. Филарета ангельскими (богодухновенными) как по форме, так и по глубине своего содержания...
Казалось бы - Синодальный перевод должен быть не хуже своего оригинала...
Но...
Комментарии, как говорится - излишни...
Почитайте, сравните и сделайте вывод сами...
Что называется - "почувствуйте разницу"...
Псалтирь 50:1-21
1 Начальнику хора. Псалом Давида, 2 когда приходил к нему пророк Нафан, после того, как Давид вошел к Вирсавии.
3 Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои. 4 Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня, 5 ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною.
6 Тебе, Тебе единому согрешил я и лукавое пред очами Твоими сделал, так что Ты праведен в приговоре Твоём и чист в суде Твоем. 7 Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя.
8 Вот, Ты возлюбил истину в сердце и внутрь меня явил мне мудрость [Твою]. 9 Окропи меня иссопом, и буду чист; омой меня, и буду белее снега. 10 Дай мне услышать радость и веселие, и возрадуются кости, Тобою сокрушенные. 11 Отврати лице Твоё от грехов моих и изгладь все беззакония мои.
12 Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня. 13 Не отвергни меня от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отними от меня. 14 Возврати мне радость спасения Твоего и Духом владычественным утверди меня. 15 Научу беззаконных путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся. 16 Избавь меня от кровей, Боже, Боже спасения моего, и язык мой восхвалит правду Твою.
17 Господи! отверзи уста мои, и уста мои возвестят хвалу Твою: 18 ибо жертвы Ты не желаешь, — я дал бы её; к всесожжению не благоволишь. 19 Жертва Богу — дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже.
20 Облагодетельствуй, [Господи,] по благоволению Твоему Сион; воздвигни стены Иерусалима: 21 тогда благоугодны будут Тебе жертвы правды, возношение и всесожжение; тогда возложат на алтарь Твой тельцов.
В заключение нам хочется отметить проблему т. н. паронимов - слов (в великом множестве имеющихся в русском и в церковнославянском языках), идентичных (или похожих) по звучанию/транскрипции, но различных по смыслу...
Напр., в молитве "... и ибави ны ... от всякия нужды" под нуждою подразумевается не потребность/недостаток в тех или иных предметах, а принуждение/подчинение, предполагающее подавление собственной воли/свободы человека (напр., принудительное/невольное/неосознанное согрешение - "... и не введи нас во искушение...")...
А церковно-славянское слово "блядство" означает вовсе не блудливость, а болтливость...
И пр., и пр. ...
Паронимы являются тайными врагами истинного понимания/перевода оригинальных текстов, вводя слушателей/читателей в те или иные неосознанные заблуждения...
Замечательным материалом на данную тему являются соответствующие лекции проф. МДАиС Осипова А. И. с его официального сайта и статьи св.муч. Андроника (Никольского), Николая Каверина, Льва Парийского, протоиер. Сергея Точеного, Галины Трубицыной, Наталии Афанасьевой с сайта Православие.Ру, Петра Давыдова, слово свят. патр. Кирилла и соответствующие видеоматериалы и статьи с сайтов Азбука веры, Православие и мир, Фома, Серафимов и Логослово...
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ ! |