Рождественский пост оказался для меня настоящим путешествием. За несколько недель я узнала, что значит быть атеистом, и поняла, что значит быть верующим, получила рецепт счастья, испугалась, проводила слона и обрадовалась. И все в преддверии Рождества Христова – самого лучшего праздника в году.
  Моя подруга из Хабаровска говорит, что Рождественский пост – самый тяжелый: искушения на каждом шагу, и ты, как железный чурбан в прорубь, проваливаешься в них и проваливаешься, пока наконец не спасает тебя Господь.
  Каждый, как может, справляется с душевными терзаниями. Батюшка в церкви сказал:
  - От греха беги трудом. Найди, чем себя занять.
  Поэтому, чтобы не впасть в грусть-тоску по поводу собственной душевной немощи, я решила построить камин. Нет-нет, не настоящий камин. У меня же обычная типовая квартира, даже балкона нет. Из суперудобств лишь два лифта, один из которых грузовой.
  Нет, я решила построить бутафорский каминный портал, в который планирую поставить высокие свечи и иногда вечерами… Да что там говорить! Какой русский не любит посидеть у огня?
  А чтобы получить рекомендации, я отправилась к знакомым, которые такой уже строили.
  В автобусе еду рядом с компанией молодых ребят. Беседа у них оживленная, громкая, прислушиваться нет необходимости. Одна девушка говорит:
  - Жизнь – это путь. Мы все за кем-то идём.
  Мысль, в общем, не новая, но в молодости кажется мудрой. 
  - И за кем идёшь ты? – спрашивают девушку.
  - Я иду за атеистами. – не раздумывая, отвечает она. – Они точно знают, что такое свобода.
  Вообще-то мне не свойственно встревать в чужие беседы, но тут…
  – Причём здесь свобода? – еле слышно бормочу я.
  – Вот-вот, – подхватывает парень с пышными волосами, – причём здесь свобода?
  Девушка бросает на меня недружелюбный взгляд и отворачивается.
  У метро я покупаю горячие булочки и тороплюсь изо всех сил, чтобы они не успели остыть.
  Знакомая встречает меня в прихожей. Она - маленькая и худенькая. Ещё два года назад все называли её птичкой. Теперь же - только Верочкой. Она извиняется:
  – Тапочки кончились, – сообщает она. – К Славику друзья пришли проведать. Он спину сорвал. Мы как раз чаёк пить собираемся.
  В их семье все имена звучат ласково и с уменьшением. Я протягиваю ей пакет с ароматом солнечного утра. Она заглядывает в него и удивляется:
  – Булочки? Сейчас же пост!
  – В них ничего нет, – отвечаю я, – ни молока, ни масла, ни яиц.
  – Почти как «Не верь, не бойся, не проси» – смеётся Верочка. Но затем недоверчиво тянет носом.
  – Из чего же они сделаны?
  – Я подозреваю, что из тепла и доброго намерения. А когда остынут, станут несъедобными.
  Верочка кивает, исчезает на кухне. Я же захожу в гостиную. В кресле лежит Славик, под ногами у него пуфик. У Славика измученный вид. Рядом с ним ещё два человека - женщина и мужчина.
  – Васса, знакомься, – говорит Славик, – это мои друзья с работы – Анна и Виктор.
  Анна улыбается. У неё короткие светлые волосы и ярко-жёлтая блузка. Она словно свежий желток или солнечный зайчик. Виктор подходит ко мне с распростертыми объятиями. У него большие усы, которые залихватски торчат вверх.
  Мы, что - действительно будем обниматься? Да. Меня стискивают, встряхивают и ставят на место.
  – Мы тут о работе, – говорит Славик и спрашивает: – Как у тебя с работой?
  – По-разному, – уклончиво отвечаю я. – Людям сейчас не до того. Все деньги тратят.
  – Точно! – неожиданно громко вскрикивает Анна. – Все только о деньгах и думают. Невозможная проблема с мотивацией. Ради чего мы должны стараться?!
  – Вот именно, – подхватывает Верочка, заходя в комнату с подносом.
  Мы все (кроме Славика) накрываем на стол. Булочки всё еще хорошо пахнут. Действительно, из чего же их делают?
  – Сейчас бы колбаски, – мечтательно говорит Верочка.
  Я молча сглатываю слюну, расставляя сервиз.
  – Давай я метнусь, – предлагает Виктор.
  – Что ты, что ты! – отнекивается Верочка. – Пост сейчас. Нельзя.
  – Да ладно?! – удивляется мужчина. – Ты, что, страдаешь этой фигнёй?
  Славик жалобно стонет, и Верочка бросается ему помогать. Виктор переводит взгляд на Анну, потом на меня.
  – А вы, Васса, тоже на посту? – смеётся он.
  – А то, – отвечаю я и наконец-то пробую булочку. Теперь понятно, как в пост поправляются. Хороша булочка, нечего сказать.
  – Такая хорошенькая и тоже несчастна? – выдаёт Виктор.
  Я застываю с большим куском во рту и шамкаю:
  – Чево?
  – Говорю, к чему вам пост? Радоваться жизни надо! – Виктор поднимает чашку так, точно у него там не чай, а игристое вино.
  Логика его утверждения от меня ускользает. Понятно, что передо мною - атеист. Но не понятно, как с ним общаться. А когда я теряюсь, то превращаюсь в слона в посудной лавке. Выдаю какой-нибудь номер, от которого потом всякие недоразумения случаются.
  Помня об этом, я все-таки прибегаю к помощи слона, потому что иначе не знаю, что сказать. Вот и сейчас:
  – Атеисты, между прочим, – говорю я, – больные люди. Душевно или даже духовно больные.Точно не помню.
  Анна закатывает глаза и отворачивается. Что это значит? Виктор бледнеет, откидывается назад. Кажется, даже усы его опали. Он смотрит на меня внимательно и сурово, будто решает, что со мной делать.
  Из слона я сразу же превращаюсь в мышку - как в сказке о людоеде. Но всё равно чувствую себя виноватой. Ох и напортачила же я. Напала на человека. Ведь не зря говорят, что в пост не столь важно голодать животом, сколь важно не «есть» людей. Ну вот почему колбаски нет? Подать мне колбасу!
  – Я… здоров, – холодно заявляет Виктор.
  Я поражаюсь его выдержке, но что-то подсказывает мне, что в его случае это дурной знак.
  – Знаете ли вы, барышня, что значит быть атеистом?
  – Нет, – хриплю я, проталкивая в горле безнадежно сухой комок булки.
  Виктор хмыкает, вздергивает подбородок вверх и говорит:
  – Быть атеистом – это означает стоять в трезвости. В отличие от некоторых. Не искать нелепых опекунов для оправдания своих действий. Быть атеистом – значит это обладать крепким духом для принятия правды жизни и не менее крепким разумом, чтобы снести эту правду. Быть атеистом – это ценить свое время и стараться проживать его не зря и делить компанию с такими личностями, как Твен, Линкольн, Пруст, Маяковский. Быть атеистом - то значит уважать законы страны, в которой живёшь, а не бегать от налогов. Быть атеистом - это означает поступать по совести не потому, что сверху кто-то угрожающе смотрит, а потому, что сам так решил…
  Виктор говорит ещё долго. Его монолог не иссякает, окружая меня то ли дымкой, то ли туманом - это уж как посмотреть. Но что-то я прослушиваю по глупости, а что-то не запоминаю по слабости. В какой-то миг мне становится горько за него. Я вижу перед собой человека, ослепленного гордостью. К тому же я его обидела. Ужасная ситуация.
  Позже Виктор уходит, не попрощавшись. Верочка сообщает мне:
  – Все булочки отдала ему. Успела над ними помолиться. Молитва - она же, ух!
  – Ух, – соглашаюсь я.
  Вечером по скайпу списываюсь с одним знакомым атеистом. Он философ по образованию и считает, что у человека бывает три вида сознания: потребительское, верующее и философское. Через первые две стадии пройти необходимо, если хочешь достичь истинной мудрости. Имеет в виду он, конечно же, философию. Спрашиваю его, что он думает о верующих людях.
  Он отвечает:
  - Верующие, они ведь разные бывают, улавливаешь? Есть фанатики, есть трусы, есть страдальцы, есть вероятники.
  - Вероятники? – пытаюсь уловить я.
  - Это такие верующие, которые на всякий случай верят, – поясняет мой знакомый и присылает смайлик.
  Я думаю: "Может, он на что-то намекает?"
  Пишу:
  -А кто, по-твоему, я?
  - Ты-то? Ты страдалец. У тебя жизнь тяжёлая, и от этого ты к вере прибилась. Ты думаешь, что так - станешь счастливой, улавливаешь?
  Я изо всех сил сдерживаю своего внутреннего слона, который буквально трубит:
  - Кинь! Кинь ему цитату святых отцов! Расскажи ему о болезни духа! Расскажи, как кончили все эти Маяковские! Расскажи о милости Божией! Расскажи об Истине и Любви! Блаженны плачущие! Блаженны ищущие правды!
  Слона несёт, я стискиваю кулаки, чтобы не начать печатать. Хорошо, что это скайп, а то неизвестно, что бы я тут выдала! Все же кое-что пишу:
  - По-твоему, у меня есть шанс обрести счастье иным способом?
  Мой знакомый отвечает:
  - Знаешь, психика женщин более хрупкая, чем у мужчин. Не удивительно, что у тебя пробки выбило. Тебе к психотерапевту надо. Учиться любить себя, прислушиваться к своим желаниям и поменьше заморачиваться о других, улавливаешь?
  - После такой переписки буквально припадаю к Писанию. Хорошо, что апостол Пётр во Втором послании, во второй главе уже всё сказал. Ух… Рождественский пост…
  Перед сном наблюдаю падающий снег, размышляю над тем, как тихо, скромно, ненавязчиво и всё же неизбежно укрывает он черную слякоть, грязные следы. Я думаю над тем, что для меня значит быть верующей. И понимаю, что быть верующей – это значит верить в Бога Живого, верить в Любовь, верить в жизнь вечную, молиться Богу и надеяться на Него. Быть верующей – значит искать согласия между разумом, сердцем, совестью и миром. Желать покаяния и радоваться Причастию.
  Это значит – ставить под сомнения свои умозаключения, не верить собственным помыслам, отказываться от своих желаний, видя в них угрозу для духовной жизни. Быть верующим – это молиться за всех православных христиан и знать, что за тебя тоже молятся, потому что мы все одна большая семья и Отец у нас один - Который на Небесах. И, конечно же, я ещё не до конца всё понимаю. Но если Бог даст - то обязательно пойму.
  В воскресенье после службы, измотанная прошедшей неделей, но довольная, засыпаю сном младенца. Просыпаюсь от назойливого звонка. Звонит Пелагея - моя подруга. Взволнованным голосом она произносит:
  – Ты с камином ещё не передумала?
  – Нет, – отвечаю я.
  Тогда она спрашивает:
  – Тебе сколько гипсокартона нужно?
  – Чего? – как обычно, медленно соображаю я.
  – Я сейчас в строительном! Сколько брать гипсокартона и какого?
  – Э-э-э, ты, что, сама потащишь?
  – Я не одна, мне Леха поможет.
  Леха – это её муж.
  – Мне десять листов надо, – после недолгого раздумья говорю я.
  – Десять?! Ты, что, дом строить будешь?!
  – Десять самых маленьких листов, – повторяю я.
  На самом деле я плохо представляю, каких они размеров. Каких размеров бывают листы? Может, формат А4 или ватман?
  Я добавляю:
  – Половина на ошибки уйдет.
  – Поняла. Скоро будем. Жди.
  Пелагея вешает трубку.
  Надо же! Гипсокартон сейчас привезут! Детская радость наполняет меня. Вскоре раздается звонок домофона. Я открываю все двери нараспашку и с улыбкой на устах жду друзей. Но проходит пять минут, десять, а их нет. Неужели проблемы с лифтом? Я звоню Пелагее.
  – Вы где? – спрашиваю я и вдруг на заднем плане слышу невообразимые крики и ругательства.
  – У нас тут… э-э… небольшой конфликт, – почти спокойно говорит моя подруга, едва перекрывая посторонний крик.
  – Конфликт!!! – слышу я незнакомый женский голос. – Да вы… пи-пи-пи…!!! Да я вас… пи-пи-пи…!!!
  – Вы просто уезжайте, она вам покоя не даст, – слышу я ещё один голос (видимо, это говорит знающий свидетель).
  – Вы извините, но матом я не ругаюсь, – говорит моя подруга.
  – Очень жаль!!! – кричит неизвестная женщина. – А то бы… пи-пи-пи!!!
  Что случилось? – успеваю спросить я, но связь обрывается.
  Моё недоумение и растерянность сложно передать.
  Я бросаюсь к лифтам. По всему стояку разносятся ругательства, пропитанные злобой. Я слышу, как мои друзья отбиваются, но их голоса против голоса неизвестной женщины словно колыбельная против марша. Мой внутренний слон вскакивает, готовясь к атаке. Я близка к тому, чтобы вызвать лифт. Вот сейчас я спущусь! Вот я сейчас разберусь! С досадой думаю, что только этого в воскресенье и не хватало.
  Так, стоп… Крики мата и грохот отступают. Рождественский пост, воскресенье, меньше двух часов назад я причастилась. Мои друзья решили помочь, и вот… Мой слон в нерешительности замирает:
  - Я, что, тебе не нужен?
  - Совсем не нужен – думаю я.
  Ведь я ничего не могу. Я - простой человек, немощный и глупый. К тому же не умею вести себя в конфликтах. Только всё порчу. Мой внутренний слон обреченно уходит. Но - это уже неважно.
  Неизвестная женщина внизу повышает громкость. Я слышу ругательства из уст моей подруги. Она довела Пелагею. Всё.
  Я зажмуриваю глаза, но телепортироваться не получается. Впрочем, это и никогда не получалось. Мне ужасно жаль мою подругу и её мужа. Я понимаю, что это искушение. Да! Какая свежая мысль! Аллилуйя! Я думаю о том, что лучшее средство от искушения – это молитва. Здесь? Да, здесь.
  «Место нисколько не препятствует молитве, только бы настроение души соответствовало молитве», – говорил святитель Иоанн Златоуст.
  Выбираю молитву Честному Кресту. Читаю, осеняю себя и двери большого лифта крестным знамением. Скандал прекращается. Слышу, как оба лифта поехали вверх.
  Через несколько секунд открывается маленький. Мои несчастные друзья, красные и взмокшие, втиснуты в крохотную кабинку вместе с десятью листами гипсокартона! Огромными листами! Я понимаю, что опять опростоволосилась.
  Толку от меня ноль - потому что даже лифт не тот выбрала. Не там молилась и не там крестила. Лёшка (муж Пелагеи) хмуро буркает:
  – Привет, – хватает первый лист и почти бегом несёт его ко мне в квартиру.
  – Что случилось? – спрашиваю я у Пелагеи.
  – О-о-о, – многозначительно протягивает Пелагея.
  Глаза у неё выпучены. Я никогда не видела её такой.
  – Сейчас ты всё узнаешь! Она сюда тоже едет!
  От этих слов мне становится дурно:
  – Кто едет?
  – Ваша консьержка, – отвечает Пелагея. – Бешеный вепрь.
  Я ничего не знаю о консьержке. Пару месяцев назад я видела объявление, что требуется консьержка, но на этом - всё. Я наношу крестное знамение на себя.
  – Но что… – я не успеваю закончить.
  Словно в фильме ужасов, в замедленной съемке, открывается большой лифт. В нём я вижу ЕЁ! Два метра ростом, в спортивном костюме, на лице – холодная решимость. Эта женщина похожа на спортсменку.
  Она видит меня. Наши взгляды на секунду встречаются, и мы обе понимаем - она раздавит меня, как букашку. На её губах появляется ухмылка. Она делает шаг вперед, выходит из лифта и вдруг… теряется.
  Женщина оглядывается - будто что-то оставила за спиной.
  – Это вам гипсокартон привезли? – спрашивает она, но на меня больше не смотрит. Всё оглядывается назад. В её голосе - неприкрытое изумление.
  – Да, – отвечаю я, а на душе у меня легко и спокойно.
  – В следующий раз скажите, чтобы двери не ломали, – говорит консьержка и, развернувшись, возвращается в лифт.
  – Хорошо, – говорю я.
  Она нажимает на кнопку и, пока двери закрываются, продолжает удивленно смотреть на меня. А я - на неё.
  – Надо же, – говорит Пелагея. – На тебя даже голос не повысила.
  – Я молилась, – радостно бормочу я…
  С Днём Рождения Тебя, дорогой Иисус! Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! (Источник: Православие.Ру)










 

  Все приходят к Богу своим путём: кто-то через радость, а кто-то через горе. В нашей семье произошло второе. Мне было 35 лет, когда у меня обнаружили рак. Мир рухнул в моих глазах вместе с моими планами на будущее. Было очень страшно, дети были ещё совсем маленькие: сыновьям 10 и 8 лет, а доченьке только 3 годика. Мысль, о том, что я оставлю их сиротами, была просто невыносимой.
  В таких случаях почти всегда люди ищут спасения у Бога и я тоже не была исключением. Случай свёл нас с очень хорошим человеком - с отцом Михаилом, настоятелем храма, и я начала ходить на службы.
  Поначалу было очень тяжело - я не понимала, как люди могут столько выдержать: выстаивать несколько часов. Но я не могла ослушаться отца Михаила - раз он сказал, значит, всё правильно.
  В первый раз я причастилась после первой химии. Когда впервые соборовалась, то была в ужасном состоянии - меня мучили страшные боли (стоматит). Весила я всего 42 кг и сил не было вообще никаких.
  Помню, что не могла стоять вовсе - сидела кое-как на стуле. А через некоторое время мне стало лучше. Полностью прошла курс лечения, постоянно молилась, ходила на службы, водила в храм и детей, вместе с ними причащалась и просила Бога о выздоровлении.
  Господь меня услышал.
  Моему счастью не было предела, когда через 2 месяца после окончания лечения, мне сделали ПЭТ, и он показал, что я в ремиссии. Не люблю это слово почему-то, больше нравится слово "выздоровела". Так всегда всем и говорю.
  Все познаётся в сравнении. Я снова стала строить планы - надо было восстанавливать здоровье и воспитывать детей. Я вновь увлеклась творчеством, постоянно ходила на богослужения. Теперь мня тянуло в церковь, мне нравилась храмовая атмосфера - такое впечатление, как-будто приходишь в другой, особенный мир.
  Я по-другому начала относится к вещам, стала радоваться тому, что могу просто видеть, слышать, жить без боли, любить, наблюдать, как взрослеют мои дети. Я благодарила Бога за всё.
  Но вскоре Господь послал мне ещё одно испытание. Через полгода после окончания лечения я забеременела. Не понимала - как? Ведь мне сказали врачи, что больше у меня не может быть детей, что химиотерапия убивает все репродуктивные функции. Я была в шоке.
  Детей я больше не планировала. Во-первых, надо было этих троих поднимать, во-вторых, это опасно (организм ещё не восстановился после агрессивного лечения), в-третьих, смогу ли родить здорового ребёнка после всего? А если из-за беременности случится рецидив и я умру? Имею ли я право рисковать собственной жизнью? Ведь у меня ещё трое несовершеннолетних детей.
  А с другой стороны - Бог дал мне второй шанс на жизнь, какое я имею право отнимать эту жизнь у другого человека? Отец Михаил сказал мне: "Это испытание, ты должна быть сильной и пройти его. Причащайся, молись и всё будет хорошо."
  Вставая на учёт в ЖК, я ничего не сказала про перенесённое заболевание, т. к. знала, что с таким диагнозом вряд ли разрешат рожать. И оказалась права.
  Врачи узнали в 20 недель - случайно. Что тогда началось... Сразу собрали консилиум, пытались на меня давить, требовали письменное разрешение на роды от онколога. Было, конечно, морально очень тяжело - никто меня не понимал: четвёртый ребёнок после такой болезни... Все думали, что я сошла с ума.
  Меня спасала только вера в Бога, молитвы и беседы с отцом Михаилом. Я причащалась каждые 2-3 недели, 2 раза соборовалась. На удивление, я легко проходила всю беременность, анализы были прекрасные и я родила в срок здоровую и красивую девочку весом 4 кг. 200 г. .
  Отец Михаил стал крестным отцом нашей Апполинарии. Сейчас ей 8 месяцев, она очень быстро растёт, развивается и радует нас своими успехами. А когда Полюшка улыбается, то кажется, будто ангел спустился к нам с небес. Теперь я не представляю себе без неё жизни и точно знаю, что всё будет хорошо. Ведь с нами Бог.

Надежда, 38 лет. (Источник: Христианская мудрость в притчах: https://vk.com/christian_parables (https://vk.com/wall-30464713_784459))"